Продолжим изучение апологетики. На этой лекции мы рассмотрим основные необходимые условия познания, о которых еще не говорили. Я упоминал, что существует четыре принципа познания: закон непротиворечия, закон причинности, базовая достоверность чувственного восприятия — их мы уже рассмотрели. Четвертый принцип познания, как вы помните, называется аналогическое использование языка. Непрофессионалу, изучающему сегодня апологетику, этот принцип может показаться самым экзотичным. На этой лекции я как раз и объясню, в чем его суть.
Как вы помните, эти элементы или принципы познания были выведены в результате индуктивного изучения атеизма. Мы рассматривали аргументацию тех, кто отвергал классический теизм и тщательно анализировали аргументы, которые они выдвигали против иудеохристианства. Я говорил, что в мышлении критиков классического теизма присутствовали определенные элементы, такие как отрицание закона непротиворечия, закона причинности и так далее. И наконец мы подошли к вопросу языка.
В двадцатом веке в современной философии того периода произошел сдвиг в сторону изучения человеческого языка. В период этого сдвига в философии возникла полемика о том, что означает наша религиозная речь. Возможно, вы с этим не знакомы, но одним из результатов этой дискуссии стало движение в богословии под названием «теотанотология». Вот вам новое словечко. Возможно, вы даже не слышали этого термина. Кто в первый раз слышит термин «теотанотология»? Понятно. Никто не слышал. Это вычурное слово, означающее “смерть Бога”.
Кто слышал о движении «смерти Бога»? Ну вот. Мы понемногу начинаем вспоминать, о чем идет речь. Мы слышали, как в 60-е годы философы и богословы заговорили о смерти Бога. За этим движением стоял кризис в области философии языка, который уходил корнями, прежде всего, в философскую школу под названием логический позитивизм, возникшую в двадцатом веке в Великобритании. Одним из центральных тезисов логического позитивизма был принцип, который назывался законом верификации или принципом верификации. Мы с вами знаем, что значит верифицировать. Слово «верифицировать» происходит от латинского veritas, что значит «истина». Если я делаю утверждение, но не предъявляю никаких доказательств, то мое утверждение считается неверифицированным. Если я предоставил доказательства — это значит, что я верифицировал.
Так вот, принцип верификации, который возник из логического позитивизма звучал так: истинными считаются только те утверждения, которые можно проверить опытным путем. Или иначе: утверждения, которые можно проверить опытным путем, считаются истинными. Но проверить утверждение опытным путем означало бы доказать его истинность с помощью чувственного восприятия. То есть при помощи зрения, слуха и так далее. Если я скажу: «На Аляске есть золото», единственный способ доказать верность этого утверждения, — это поехать на Аляску и найти там золото. Найдя золото, и продемонстрировав его вам, чтобы вы могли его увидеть и потрогать, я научно, опытным путем докажу вам, что там есть золото. Вот что такое проверка опытным путем, это значит, что нечто можно подтвердить пятью органами чувств.
Так вот, этот принцип оказывал огромное влияние на философское сообщество, пока кто-то не заметил то, что должно было быть очевидным с самого начала: что если истинным утверждением считается только то утверждение, которое можно верифицировать опытным путем, значит сам принцип верификации не является истинным, поскольку его опытным путем верифицировать невозможно. Получается, что принцип верификации — всего лишь необоснованная предпосылка, и поэтому эта школа мысли со временем была отвергнута. Но, несмотря на этот камень преткновения и очевидную ошибку с принципом верификации, орудия критики все же обратились против исторического теизма и против высказываний о Боге. Критики говорили, что утверждения о Боге никоим образом невозможно подтвердить научными методами, потому что никто не может увидеть Бога. Невозможно поместить Бога в пробирку и подвергнуть лабораторному анализу, поэтому идея Бога остается недоказуемой, неверифицируемой и не только неверифицируемой, но и нефальсифицируемой. Последнее очень важно.
Многие христиане находят утешение в мысли, что то, во что, по их словам, они верят, нельзя опровергнуть. Но только потому, что что-то нельзя опровергнуть, не означает, что это правда. Например, я скажу вам, что верю в привидения, а кто-нибудь спросит: «А вы когда-нибудь видели хоть одно привидение?» Я скажу: «Нет, но я верю, что они есть». Существуют ли научные доказательства существования привидений? Я отвечу: «Нет, но этому есть причина. Привидения не любят ученых, и всякий раз, когда ученые появляются с любыми измерительными приборами, которые, возможно и обнаружили бы присутствие привидений, привидения убегают, потому что это часть их природы — убегать от ученых. Поэтому ученые никогда не смогут верифицировать их существование”. Или, например я скажу, что на обратной стороне Луны живут зеленые человечки. У них похожая проблема — они терпеть не могут телескопы. Поэтому как только в их сторону направляют телескоп, они сразу прячутся, вот мы их и не видим.
Получается, что если человек имеет такое убеждение, то, как он не может доказать его истинность, так и никто не может доказать, что он неправ, потому что невозможность опровержения утверждения встроено в само утверждение. Понимаете? В теоретической сфере мышления это называется мошенничеством. Поэтому мы знаем, что фальсифицировать, то есть опровергнуть, какое-то утверждение в философии гораздо сложнее, чем его верифицировать. Например, вернемся к нашему примеру про золото на Аляске. Если я говорю, что на Аляске есть золото, то для того, чтобы это доказать это, мне нужно только прибыть туда и найти там золото. Так я подтвержу истинность своего утверждения. Но представим, что кто-то заявляет, что на Аляске нет золота, или кто-то собирается доказать, что его там нет, то есть, собирается опровергнуть истинность моего утверждения. Этот человек прибывает на Аляску, приходит в ближайший город, смотрит вокруг и не находит никакого золота. Доказывает ли это, что на Аляске нет золота? Сколько земли на Аляске им нужно исследовать, чтобы доказать отсутствие там золота? Им нужно исследовать всю Аляску! Каждый квадратный сантиметр. И до какой глубины земля считается землей Аляски? До какой глубины им следует копать, чтобы можно было заявить, что они перекопали всю Аляску? Допустим, они все это выяснили, все перекопали и затем ученые заявляют: «Мы перекопали каждый квадратный сантиметр и не нашли ни грамма золота. Значит мы опровергли ваше утверждение». Тогда я отвечу: «Минуточку. А вы уверены, что когда вы просеивали грунт там в районе Анкориджа, у вас не провалилось через сито песчинка золота? Тогда вам лучше проверить все заново. И так можно делать до бесконечности. Другими словами, опытным путем легче что-то доказать, чем опровергнуть.
Другое дело, если мы призовем на помощь логику. Если что-то нарушает закон противоречия, значит это утверждение ложно — вот и все опровержение. Но поскольку мы не видим Бога и не слышим Его голос, у нас нет научных доказательств Его существования. Наша вера в Бога зависит не от физических доказательств, а основана на рациональных аргументах и на выводах из окружающего мира, например — сотворенная вселенная. Мы смотрим на вселенную и делаем вывод, что у нее есть Творец, который превыше вселенной и вне вселенной. Вопрос в том, обоснованы ли такие суждения? И мы вернемся к этому вопросу в текущем курсе.
Но в то же время критики и скептики середины двадцатого века говорили, что, поскольку не существует физических доказательств существования Бога, то, в соответствии с принципом верификации, заявления о Боге в лучшем случае носят эмоциональный характер. То есть высказывания о Боге носят чисто эмоциональный характер. Когда я говорю, что верю в Бога, то не сообщаю вам никакой информации о внешнем мире. Я только лишь сообщаю вам о себе — о том, что я верующий и что у меня есть определенное чувство или страсть, связанная с идеей существования Бога.
Я рассказывал, как беседовал с одной студенткой несколько лет назад. Она спросила, верю ли я в Бога, и я ответил: «Да». «А вы ему молитесь?» «Да». «Вы поете о Нем песни?» «Да». «Вы ходите в церковь?» «Да». «Вы читаете Библию?» «Да». «Для вас это что-нибудь значит?» «Да, для меня это очень многое значит». Студентка говорит: «Тогда для вас Бог существует. Но я в Бога не верю. Я не пою песен, не молюсь, не читаю Библию и лично для меня идея Бога не имеет никакого значения. Поэтому для меня Бог не существует». И, конечно, это релятивизм в полной мере. Я отвечаю: «Мы говорим с вами о разных вещах». Она спрашивает: «Что вы имеете в виду?» «Когда я говорю, что Бог существует, я заявляю, что есть существо, которое существует отдельно от меня, вне меня. Оно не зависит от моего субъективного суждения или моего эмоционального состояния. Бог, о котором я говорю, таков, что если Он существует только благодаря мне, то сколько бы я ни молился, сколько бы я ни пел, сколько бы я ни читал и какое бы значение этому ни придавал, все это не имеет силы Его сотворить. Получается, я просто заблуждаюсь. С другой стороны, если Бог, о котором я говорю, существует, то все ваше неверие, все ваше равнодушие и нежелание находить в этом смысл не в силах сделать так, чтобы Бог исчез».
Вот об этом мы и говорим. Давайте не будем забывать, что когда мы обсуждаем существование Бога, то речь идет о Его объективном существовании, а не о наших субъективных ощущениях. Но в богословии и философии существует движение, в котором утверждается, что полемику о религиозной речи можно свести к человеческим эмоциям, и что высказывания о Боге не имеют никакого отношения к объективной реальности, которая существует независимо от мнения людей. Это крайне скептический подход к идее Бога. В этом случает следует спросить, что за этим стоит?
Одной из главных причин, стоявших за этой точкой зрения, было противостояние в философии и богословии в девятнадцатом и двадцатом веках. В девятнадцатом веке, последовавшем за эпохой просвещения, мы стали свидетелями массовой попытки философов и богословов пересмотреть религию, пересмотреть историческое христианство, в особенности, с естественнонаучной точки зрения. Помните, что наиболее важным утверждением или принципом Просвещения восемнадцатого века было следующее: больше нет необходимости в гипотезе о Боге, в идее Бога, чтобы объяснить существование и происхождение вселенной и человеческой жизни. Видите ли, до эпохи Просвещения даже светские люди соглашались с классическими аргументами в пользу существования Бога как необходимого постулата для объяснения Вселенной и человеческой жизни. Только в эпоху Просвещения правдоподобная альтернатива сотворению оказала влияние на западное мышление, особенно в Германии, в Англии и во Франции благодаря французским энциклопедистам.
Не все в эпоху просвещения соглашались с этими принципами. Наиболее воинственными были французские энциклопедисты, в особенности Дидро, который называл себя личным врагом Бога. Они говорили: «Нам больше не нужно подтверждать существование Бога, потому что теперь, благодаря развитию современной науки мы знаем, что вселенная и жизнь человека возникли благодаря принципу самопроизвольного зарождения». Самопроизвольное зарождение, а именно, что материя возникает сама по себе, стало научно приемлемой альтернативой сотворению в эпоху Просвещения. Позже в этом курсе, мы внимательно рассмотрим эту концепцию. А сейчас я пытаюсь объяснить, как возник этот кризис языка.
Итак, в девятнадцатом веке, следуя за критикой теизма в эпоху Просвещения, то есть критикой сверхъестественного, философия и богословие девятнадцатого века стремились приспособиться к такого рода скептицизму, подгоняя христианство к естественнонаучной точке зрения. Итак, либерализм девятнадцатого века отвергал все сверхъестественное в историческом христианстве. Например, ветхозаветные пророчества, которые провозглашались до предсказанных событий, были пересмотрены. Люди решили, что более поздние редакторы просто домысливали, что видят в тексте свои современные ситуации, а на самом деле, таких сверхъестественных явлений, как предсказание будущего не бывает. Непорочное зачатие Христа было отвергнуто как сверхъестественное. Искупление как вселенское событие было отвергнуто как сверхъестественное. Все чудеса Библии, как Ветхого, так и Нового Завета, были отвергнуты как мифологические добавления к историческим документам, и так далее. Не было никакого воскресения Христа. Смыслом христианства становится любовь к ближнему и социальная повестка гуманизма, без каких-либо чудес, без какой-либо веры в сверхъестественное.
Эта концепция натурализованной религии соединилась в девятнадцатом веке с философией, которая в значительной степени была эволюционистской, или как мы это называем имманентной. То есть, преобладающим богословием стал пантеизм. Другими словами, Бог не превыше Вселенной и не за ее пределами. Если Он существует, то как часть Вселенной. И мы знаем, что пантеизм в его простейшей форме означает, что все есть Бог и Бог есть все. Теперь подумайте об этом с лингвистической точки зрения. Если все есть Бог, и Бог есть все, тогда само слово «Бог» не относится ни к чему конкретному. Если это слово относится ко всему в целом, то оно не относится ни к чему конкретному. Таким образом, термин «Бог» не имеет конкретного значения. Итак, из-за этой концепции имманентности возник языковой кризис, связанный с тем, можно ли вообще осмысленно говорить о Боге.
Это спровоцировало кризис в философии и богословии, и на рубеже двадцатого века в Европе возникла реакция против либерализма и попытка реконструировать трансцендентность Бога, то есть, снова признать, что Бог находится превыше Вселенной и за пределами истории. В результате, пытаясь избавить христианство от либерализма и призывая вернуться к сверхъестественному, они пришли к тому, что часто случается — маятник слишком сильно отклонился в противоположную сторону, так что философы и богословы, которые теперь изучали Бога в Его трансцендентности, пришли к другим формулировкам. Например, они стали говорить, что Бог совершенно иной. Бог настолько отличается от Вселенной, что мы должны всеми силами избегать отождествления Бога со Вселенной, как это делает пантеизм. Мы должны заявить, что Бога не только нельзя отождествлять с природой, Он не только превыше природы, но Он находится совершенно превыше природы и за ее пределами. Он не только отличается от нас, но и, как сказал один немецкий философ, «ganz andere» — Он «полностью другой«. Затем, в последующих поколениях Его стали называть по-английски: «совершенно иной«. Эта попытка восстановить веру в трансцендентность, какой бы благонамеренной она ни была, вызвала кризис религиозной речи еще более тяжелый, чем в предыдущем движении, и мы увидим, как это проявилось на следующей лекции.
______________
Переведено и отредактировано специально для сайта semperreformanda.ru
Оригинальное видео и больше информации о курсе вы можете посмотреть на сайте Ligonier Ministries
