Если бы я спросил вас: “Откуда вы знаете, что вы христианин?” Как бы вы отреагировали?

Где вы ищете свою уверенность в спасении? Вы заглядываете внутрь себя? Обращаетесь ли вы в прошлое – возможно, к какому-то поступку или решению, которое вы приняли? Или вы смотрите за пределы себя? Однажды я писал об учении об уверенности в спасении, вере, которую Джон МакАртур справедливо называет “правом по рождению и привилегией каждого истинно верующего во Христа”. Сегодня я хочу связать это с другой темой, которая меня волнует. Я говорю о “возрождении принятия решений”, термине, который описывает многое из того, что мы понимаем под обращением в современном евангелизме.

Прежде чем мы обратимся к возрождению, основанному на принятии решений, мы должны сначала дать определение возрождению. Дж. И.Пакер подробно определяет возрождение как “…духовное изменение, произведенное в сердце человека Святым Духом, в котором его/ее изначально греховная природа изменяется, чтобы он/она мог с верой отвечать Богу и жить в соответствии с Его волей (Мф. 19:28; Иоан. 3:3,5,7; Тит 3:5). Это внутреннее воссоздание падшей человеческой природы милостивым суверенным действием Святого Духа (Иоан. 3:5-8). Это изменение приписывается Святому Духу. Оно исходит не от человека, но от Бога (Иоан. 1:12, 13; 1 Иоан. 2:29; 5:1, 4). Оно распространяется на всю природу человека, изменяя его руководящий характер, освещая его разум, освобождая его волю и обновляя его природу”. Проще говоря, возрождение — это действие Духа, посредством которого Он дает человеку новую природу, которая освобождает его волю и дает ему расположение к Богу. Это определение полностью реформатское и, следовательно, полностью библейское.

Обзор христианской доктрины выявил бы три преобладающих мнения о том, когда происходит возрождение. Обратите внимание, что каждая традиция будет иметь несколько иное определение этого термина.

Чему Иисус, а именно один конкретный случай с Ним, может научить нас о Боге и правительстве?

Больше, чем мы могли бы подумать. Вот известная история из Евангелия от Марка:

«И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове. Они же, придя, говорят Ему: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам или не давать? Но Он, зная их лицемерие, сказал им: что искушаете Меня? принесите Мне динарий, чтобы Мне видеть его. Они принесли. Тогда говорит им: чье это изображение и надпись? Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. И дивились Ему». (Мк. 12:13-17)

Это третий конфликт Иисуса с Синедрионом в Храме и близ него. И это второй раз, когда они пытались уловить Его. В конце 11 главы первосвященники, книжники и старейшины народа спорили с Иисусом по поводу Его власти. Избежав этой уловки, Иисус рассказал о них притчу, что заставило их ещё больше Его ненавидеть. И вот, они снова пришли, чтобы попытаться втянуть Иисуса в неприятности. Когда не знаешь, что делать, спроси Его о политике.

Можно подойти к вопросу об уверенности с точки зрения либо проблемы, которую он ставит, либо доктринальных противоречий, что пробуждались им в прошлом. Когда в душах людей пробудилось подлинное стремление к чувственной религии, были приняты оба этих подхода. Но нам необходимо напомнить, что Священные Писания не рассматривают уверенность с этих точек зрения.

Для Нового Завета нет ничего более очевидного, чем то, что уверенность — это прежде всего привилегия и благословение; действительно, это вершина благословений, которые верующий может познать в этой жизни. Только по этой причине большая часть того, что следует далее, опирается на великую вершину истины, которую Павел достигает в Рим.8. Он не говорит всего, что можно сказать в этих стихах; но аспекты опыта, которых он касается, являются фундаментальными измерениями христианской жизни.

1. Возможность уверенности

Апостол указывает на значение своей уверенности, когда утверждает, что он убежден или уверен в том, что ничто не может отделить его от Божьей любви к нему во Христе (ст. 38-39). Это, собственно говоря, и есть несомненность спасения. В исторической теологии не всегда в достаточной степени осознавалось, что выражение «уверенность» является неточным термином. Большая путаница возникла из-за того, что объект гарантии не был обозначен. Является ли это уверенностью во Христе? Или уверенностью в вере? Или некоей гарантией избрания? Часто в этом отношении между Кальвином и пуританами вбивался клин, как будто они учили диаметрально противоположным вещам. Поэтому очень поразительно видеть, как Джон Оуэн определяет оправдание веры почти в тех же терминах, что и Кальвин, — в признании того, что сама вера зависит от определенного рода уверенности, а именно от благодати и благосклонности Бога к людям (Works 1.486). Но это не та уверенность, о которой говорит здесь Павел. Он говорит о чем — то более личном, и это настоящее и будущее спасение его самого и таких, как он, кто уповает на Господа Иисуса. Уверенность в этом смысле — это переживание того, что сердце расширяется чувством величия и силы спасительной благодати Божьей, и, как мы увидим, разум расширяется до богатств Его спасения.

Создается впечатление, что все вокруг только и говорят о Дитрихе Бонхеффере. Пасторы ссылаются на него с кафедр. Прихожане размышляют над его пониманием церковной общины при изучении Библии. Ученые спорят (да, до сих пор!) об острых углах его богословия. Не много христианских мыслителей могли бы похвастаться такой внезапной и всеохватывающей популярностью – и как знаменитости, и как интеллектуала в равной степени. Сегодня для нас Дитрих Бонхеффер – звезда, никак иначе.

Такая слава большей частью объясняется успехом недавних биографических работ американских ученых и писателей о немецком богослове 20 века. Во-первых, речь идет о книге Эрика Метаксаса «Дитрих Бонхеффер. Праведник мира против Третьего Рейха. Пастор, мученик, пророк, заговорщик», которая обрела рекордную известность среди евангельских христиан; тираж книги составил 800 000, переведена на 17 языков.

Во-вторых, это работа Чарльза Марша, профессора религиоведения Университета Вирджиния и признанного бонхоффероведа, «Дивная Благодать: Жизнь Дитриха Бонхеффера» (Издательство Альфреда Нопфа, 2014 год), получившая хвалебные критические отзывы. Также несколько лет назад для особо искушенных читателей вышло исследовательское издание работ Бонхеффера на английском языке – «Работы Дитриха Бонхеффера» (состоит из 16 томов).

Перечисленные труды поспособствовали тому, что сегодня Бонхеффер находится в центре нашего дискурса о современном христианстве.

Но почему нам следует прочитать именно его знаменитую книгу «Цена ученичества»?

Из всех 150 Псалмов нет более печального, чем Псалом 87. Многие Псалмы начинаются с того, что псалмопевец обременен и находится в сложной ситуации только для того, чтобы достичь того поворотного момента, когда после молитвы и размышления он находит надежду и мир в Господе. Но в Псалме 87 такого поворотного момента нет. На самом деле, за тьмой буквально остается последнее слово, когда Псалом завершается следующими словами: «Любимых и друзей отдалил Ты от меня, и тьма – мой близкий друг» (Псалом 87:19 НРП).

Единственным положительным утверждением во всей молитве является вступительная строка: «Господи, Боже спасения моего». Все, что следует за этим, — это поток тьмы, смерти и отчаяния.

И все же, даже в этом Псалме, столь омраченным темнотой, есть повод надеяться — особенно для тех, кто наиболее глубоко отождествляет себя с псалмопевцем через личную потерю, мучительную скорбь или продолжающиеся приступы депрессии.

Я бы хотел сосредоточиться на четырех способах, посредством которых надежда проявляется в этом грустном Псалме.

Мы занимаемся апологетикой, то есть обеспечиваем интеллектуальную защиту христианских истин. Так вот, при разработке стратегии нашей интеллектуальной защиты мы в первую очередь столкнемся с наукой, которая называется «эпистемология«. Я догадываюсь, что многие с этим словом незнакомы. Поэтому сегодня я объясню, что такое эпистемология и почему она так важна для всей науки апологетики.

Давайте напишем слово на доске — Э-ПИ-СТЕ-МО-ЛО-ГИ-Я. Эпистемология — это раздел философии, посвященный основополагающему вопросу: как происходит процесс познания? Как мы можем подтвердить или опровергнуть притязания на истинность? Мы ведь постоянно с этим сталкиваемся. Я вам о чем-то говорю, а вы спрашиваете, откуда я это знаю. А я отвечаю: “Я знаю это, потому что…” и далее защищаю свое утверждение, называю причину и даю обоснование, апеллируя к определенному источнику знаний. Кто-то скажет: “Я не верю в Бога, потому Он невидим. Пока я не увижу Его, не попробую на вкус, не прикоснусь к Нему, не понюхаю Его и не услышу, я не поверю”. Потому что такой человек считает, что полагаться можно только на знание, которое можно проверить с помощью одного или нескольких из пяти чувств. Другой говорит: “Можете звать меня «Фомой неверующим», но даже если я увижу, то не поверю, пока мне не докажут это с математической точностью. Ведь очевидцы часто ошибаются и могут лишь думать, что они что-то видят. А на самом деле они видят галлюцинацию и тому подобное. Поэтому я принимаю только рациональные доказательства, точные, как в математике на уровне «дважды два — четыре». Итак, первая группа людей — это те, которые делают акцент на органах чувств. Вторая группа, о которой я только что рассказал, делает акцент на разуме и на формальном обосновании. Поэтому, когда мы подходим к вопросу об истине, у нас возникает вопрос: “Какие элементы нам необходимы для подтверждения истинности чего-либо?”

Писатель и богослов Дэвид Уэллс рассказал о крайне любопытных результатах опроса, проведенного в семи семинариях в 1993 году. Один из выводов особенно меня поразил: «Эти студенты не удовлетворены нынешним состоянием церкви. Они уверены, что церкви потеряли видение, и они хотят от общины большего, чем она дает им». Неудовлетворенности, однако, недостаточно, и сам Уэллс считает так же. Нужно нечто большее. Необходимо восстановить то, что церковь утеряла. Так что же такое церковь по своей сути, каковы ее признаки?

ИСТОРИЯ ЗДОРОВЬЯ ЦЕРКВИ

Христиане давно говорят о «признаках церкви», хотя церковь не была предметом широкого богословского обсуждения вплоть до Реформации. До XVI века ее статус и функции воспринимались как данность. Церковь считалась средством благодати – реальностью, которая служила предпосылкой всего богословия. Когда в XVI веке из уст Мартина Лютера и других реформаторов зазвучала радикальная критика, избежать обсуждения природы церкви стало невозможно. Как объясняет один ученый, «благодаря Реформации главным критерием истинности церкви стало Евангелие, а не церковная организация» (Эдмунд Клоуни, Церковь, 1995).

Молитва — это сердцебиение нашей веры.

Жан Кальвин называл ее «разговором с Богом», и даже «задушевной беседой с Богом». В молитве мы отвечаем Ему. Мы молимся, веря, что Он слышит и отвечает.

Однако наша молитвенная жизнь всегда в процессе строительства, и нам постоянно нужно размышлять о смысле и практике молитвы. В век бесконечных отвлечений нам нужен взгляд на молитву, который напоминал бы нам, чем она является и почему она так важна. В этом отношении опыт пуритан очень помогает. Они много говорили о молитве — ее богословской основе и практической важности в благочестивой жизни — и мы можем многое из этого почерпнуть.

Вот лишь пять (из множества) полезных взглядов на молитву от пуританских писателей.

1. Молитесь со смирением

Когда мы обращаемся к Богу и начинаем молиться, мы осознаем, кто Он и кто мы. Мы обращаемся к нашему святому Богу как грешные люди. Мы нарушили Его законы и лишились Его славы (Римлянам 3:23). Джон Удалл убеждал: «Народ Божий должен начинать свои молитвы Богу со свободного исповедания своих грехов (Псалом 31:5). Исповедуя свои грехи, мы становимся более смиренными и лучше подготовленными к молитве». В смирении мы ищем у Бога прощения в Иисусе Христе, чтобы жить так, как желает Бог. Каждый день нам нужно исповедовать свои грехи в молитве.

Продолжим с вами изучение христианской апологетики. Мы читали 1 Петра 3 главу, где Петр призывает нас всегда быть готовыми дать ответ тем, кто просит у нас отчёта в нашем уповании. Дать отчёт тем, кто говорит: “Я знаю, во что ты веришь. Но почему ты в это веришь?” И когда люди задают этот вопрос, они хотят, чтобы мы обосновали веру, которую мы проповедуем. Поэтому христианство — это не только провозглашение Божьей истины, но и защита этой истины. Например, Петр, который дает нам это повеление, в другом месте пишет своим читателям первого века: «Мы возвещаем вам братья не хитросплетённым басням последуя, но бывши очевидцами Его величия».

Так же и Лука, начиная свое евангелие, пишет, что он проводил свое исследование, опираясь на свидетельства тех, кто был очевидцами жизни и служения Христа. Таким образом он основывается на первоисточниках, на рассказах тех, кто видел Христа. Так сегодня устроен судебный процесс: приводятся свидетели, чтобы они подтвердили или опровергли позиции сторон. Ту же самую роль выполняет для нас Новый Завет.

На последнем занятии я упомянул об одной дилемме. Поскольку мы придерживаемся реформатской веры, мы считаем, что никто не приходит ко Христу и не обращается к Нему до тех пор, пока Дух Святой не изменит его мышления. И все аргументы, доказательства, свидетельства будут бесполезны до тех пор, пока Дух Святой не изменит сердце слушающего. И несмотря на то, что апологетика – это поручение, данное нам, чтобы нести и охранять истину христианского учения, здесь возникает ситуация , которую описал апостол Павел: кто-то насадил, кто-то поливал, но возрастил Бог.

1. На самом деле, Моисей никогда не называл их “десятью заповедями”.

Стихи Исх. 20:1-2 начинают одну из самых известных частей Библии — действительно, один из самых важных экземпляров религиозной литературы во всём мире — Десять Заповедей. Как ни странно, они никогда на самом деле не назывались Десятью Заповедями.

Выражение на иврите, которое трижды встречается в Ветхом Завете (Исх. 34:28; Втор. 4:13; 10:4), буквально значит “десять слов”. Вот почему 20-ю главу книги Исход часто называют Декалогом (Десятисловием), где греческое слово дека означает “десять”, логос значит “слово”. Это Десятисловие, которое Бог дал израильтянам на горе Синай — и я бы сказал, что это Десятисловие, которому Господь хочет, чтобы все мы следовали.

2. Они показывают нам, Кто такой Бог.

Закон — это выражение сердца и характера Законодателя. Мы должны подумать об этом прежде, чем скажем “меня не волнуют законы” или ощетинимся при мысли о том, что можно, а чего нельзя делать. Заповеди показывают нам не только то, чего хочет Бог, но и то, каков Бог. Они говорят кое-что о Его чести, Его славе и Его величии. Они говорят нам о том, что важно для Бога. Мы не можем пренебречь законом, не оказав при этом непочтения к Законодателю.